В марте 1920 года в городе произошли трагические события, получившие название «Новороссийская катастрофа».  

Через Новороссийск проходила эвакуация белогвардейских вооруженных сил Юга России и многочисленных беженцев. Для этого были использованы пароходы, которых, впрочем, катастрофически не хватало. Часть из них опаздывала из-за штормовой погоды, другие не сумели вовремя прийти в Новороссийский порт по причине карантина, установленного в иностранных портах в связи со страшной эпидемией тифа в черноморских городах.

Кроме российских кораблей и судов, в эвакуации принимали участие военно-морские силы Великобритании, Италии, Франции, Греции и США. Английские суда даже открыли огонь по окружающим город горам. Этот обстрел был спровоцирован освобождением нескольких сотен заключенных из городской тюрьмы отрядами «зеленых».

Первые признаки паники в городе появились 13 марта, за две недели до прихода красных частей. К этому времени дороги, ведущие в Новороссийск, были забиты брошенными в непролазной грязи подводами, автомобилями, барскими экипажами и военной техникой в огромном количестве.

К 25 марта Красная Армия оттеснила части Добровольческой армии, еще оказывавшие хоть какое-то сопротивление, от Тоннельной и вышла к пригородной станции Гайдук.

Большинство белогвардейцев хотели одного – успеть погрузиться на ждавшие в порту суда. Из-за этого на подступах к Новороссийску в спешке оставлялось все, были брошены даже три грозных бронепоезда. 

По причине потери контроля над драпавшими войсками, эвакуация велась под прикрытием батальона Королевских шотландских стрелков и союзнической эскадры под командованием адмирала Сеймура.

«В Новороссийске последний центр монархизма», писала екатеринодарская газета «Вольная Кубань». Хотя правильнее было бы сказать: «В Новороссийске, как в громадной клоаке, собрались все нечистоты белого стана». Такую оценку этому периоду дал Иван Калинин в своей книге «Русская Вандея», упрятанной в 1930-х годах в Советском Союзе на долгое время в тайники спецхранов.

Легальные дезертиры, липовые благотворители, безработные администраторы, политические деятели и прочая тыловая шпана формировали «крестоносные отряды», чтобы наживаться на выгодном деле и оправдать свое пребывание вдали от фронта.

«В целях усиления нашей героической армии, – сообщала патриотическая газета «Вечернее время» 10 января 1920 года, – в Новороссийске началось формирование отрядов крестоносцев. Один из руководителей этой организации, генерал-майор Максимов, сообщает: «Шесть месяцев назад в Одессе группой общественно-политических деятелей основано братство Святого Иоанна Воина, поставившее своей задачей идейную борьбу с большевизмом. Первое боевое выступление крестоносцы планировали сделать после торжественного крестного хода по случаю пребывания в Новороссийске чудотворной иконы Курской Божьей Матери».

Был у крестоносцев и свой членский взнос – 100 рублей, который могли внести как мужчины, так и женщины.

Но к тому времени дураки в городе уже вывелись. Никто ничего не жертвовал.

Та же газета «Вечернее время» сообщала в одном из мартовских номеров: «На Серебряковской улице несколько лиц в офицерской форме подходили к группам спекулянтов и спрашивали, есть ли у них валюта. После утвердительного ответа лица в офицерской форме требовали показать валюту, а затем преспокойно клали ее себе в карман, говоря: «Мы тебе, такому-сякому, покажем, как спекулировать». Грабят среди бела дня». 

В своих воспоминаниях генерал Антон Деникин назвал Новороссийск «тыловым вертепом».

Главный акт трагедии исхода Белой армии разыгрался после того, как части красных достигли станицы Крымской. Десятки тысяч людей, конных и пеших, запрудили портовую набережную, атакуя пристани. Докатившихся до города бойцов Донской армии встречали добровольческие пулеметы и штыки шотландских стрелков. 

В город постоянно прибывали все новые и новые тысячи людей. Они стремительно соскакивали с подвод, бросали все свое добро и устремлялись к пристаням.

В безумном ужасе многие бросались в воду. Упрямых сбрасывали с пристаней. Корабельный трап стал местом ожесточенного противостояния. Корниловцы, занявшие одно судно, со словами «Сволочь! Залез к гвардии!» утопили казачьего полковника.

Это был день суда. Казачество получило возмездие за ту веру, с которой оно воевало «до победы», следуя призывам генералов и политиков, обеспечивших себе места на пароходах.

Несколько десятков тысяч человек забрали в плен красные в Новороссийске и Кабардинке.

Нечто невообразимое творилось у английских складов, где хозяйничали отдельные личности. Одни тащили ворох шинелей или френчей, другие тут же переодевались, сбрасывая на асфальт свои лохмотья.

По набережной носились тысячи брошенных лошадей, изнывавших от жажды.

Самое страшное было то, что в городе начался красный террор. Многие из оставшихся в Новороссийске офицеров вооруженных сил Юга России покончили жизнь, не желая попасть в плен, а многие из тех, кто все же попал в плен, были казнены.

В недавно изданной книге «Трагедия русского офицерства» историка С.Волкова приводятся типичные воспоминания о тех событиях:

«Момент пленения нас большевиками не поддается описанию; некоторые тут же предпочитали свести счеты с жизнью. Запомнился капитан Дроздовского полка, стоявший с женой и двумя детьми трех и пяти лет. Перекрестившись и поцеловав их, он каждому из детей стреляет в ухо, крестит жену, в слезах прощается с ней; а последняя пуля в себя».

«Дорога шла мимо лазарета. Раненые офицеры на костылях умоляли нас взять их с собой, не оставлять красным. Мы прошли молча, потупившись и отвернувшись. Нам было очень совестно, но мы и сами не были уверены, удастся ли нам сесть на пароходы».

«Ночью нас – несколько человек из штаба бригады – красные разместили в маленькой комнате. Среди ночи большевики сюда привели двух казаков, ограбили их и тут же зверски убили. Мне приказали встать у стенки за домом, где собралось уже человек 20. Отвели в сторону, выругали, приказали стоять на месте. По нам дали залп из ружей, потом другой. Все попадали, в том числе и я».

Неизвестно откуда в городе вдруг появились черкесы, которых политика интересовала меньше всего. Они стали охотиться за брошенными лошадьми, седлами и винтовками.

Погром шел несколько дней. Тащили все, что можно было унести и эвакуировать. По новороссийским улицам валялись ящики с консервами, кожаные куртки, шинели. Всюду рыскала местная беднота, стараясь прихватить домой все, что было можно. 

За всем этим с полным равнодушием наблюдали моряки империалистических держав. Британских офицеров интересовало, почему никто не обороняет город, ведь сама природа помогала сделать из Новороссийска неприступную крепость. 

Теоретически белые могли держать оборону довольно долго и вывезти в Крым не только людей, но и вооружение. Но моральное состояние белых было на нуле. Сражаться никто не хотел.

К слову сказать, и сами красные не очень сильно жали, стараясь не соваться к агонизирующей армии. Большевики полагали, что на этом вся война на Юге и кончится. Да и многие белые тоже думали, что Крым для них станет просто перевалочной базой по дороге в эмиграцию. Деникинцев в Новороссийске подстегивал не реальный враг, а собственная паника.

Красные войска сначала захватили Абрау-Дюрсо. Туда вскоре была послана одна из частей белой Донской армии. Началась перестрелка, но потом красные стали кричать: «Зачем вы сражаетесь? Ваше дело пропало! Сдавайтесь!» После чего половина отряда донцов бросила винтовки.

Тем не менее большевиков удавалось сдерживать. Местность в районе Новороссийска больше подходила для обороны, чем для наступления, а красные вовсе не собирались бессмысленно класть свои головы.

В заключение стоит рассказать о судьбе Донской Сводно-партизанской дивизии, которую с некоторыми частями Добровольческого корпуса отправили прикрывать отход. Корниловцы, правда, быстренько слиняли. А донцам твердо обещали, что им оставят плавсредства, а в итоге кинули в буквальном смысле слова.

Офицеров дивизии взбесил даже не сам этот факт. Война – жестокая штука. Иногда кому-то приходится пожертвовать собой, чтобы прикрыть остальных. Их взбесило то, что им постоянно врали.

Вот завершающая часть рапорта командира Донской Сводно-партизанской дивизии генерала Дьякова: «Во имя долга перед погибшими, преданными офицерами и войсками, для удовлетворения возмущенных, случайно уцелевших чинов дивизии, считаю необходимым отметить, что сложная, поспешная погрузка на суда не вызывалась реальной обстановкой на фронте, которая мне, как отходившему последним, была очевидна. Никаких значительных сил у Раевки не наступало, ибо в 14 часов 27 марта никого, кроме разъездов, ни там, ни у Владимировки не было. Что же касается деревни Борисовки, то она была весьма слабо занята двумя-тремя эскадронами и четырьмя ротами. Образ действия противника в этом районе давал основания предполагать, что там были всего лишь «зеленые».

Таким образом, при наличии хотя бы слабой попытки к управлению со стороны генералов Кутепова или Барбовича, ничего бы не стоило удержать Новороссийск еще два-три дня. К сожалению, для обороны не было намечено хотя бы какого-нибудь плана действий».

Увы, события, развернувшиеся в Новороссийске, стали трагическим эпилогом всей Гражданской войны, отбросившей Россию на многие годы назад. 

Во время новороссийского апокалипсиса удалось вывезти всего 33 тысячи человек. С ними уплывала старая Россия. 

Евгений ЛАПИН.