На днях корреспонденты газеты побывали в гостях у художника Владимира Аксенова, чей вклад в российское искусство недавно был отмечен золотой медалью творческого Союза художников России.

Однако в его мастерской обнаружить полотен с бескрайними просторами, плакучими ивами и тоненькими березками нам не удалось. — Художники приходят в этот мир, чтобы привнести в него что-то свое, — считает Владимир Аксенов. — В этом они чем-то напоминают ученых. А судить о том, что удалось мне, должны совсем другие люди. История все и всех расставит по своим местам. — То есть ваше творчество должно оценить время? — Но ведь не те, которые присваивают звания и присуждают награды! Очень часто при жизни художника говорят, что он — гений. А как только он умер, то забывают на следующий день после похорон. А бывает, что при жизни художник не продал ни одной своей картины, а в памяти остался на долгие годы. Ведь так было с Модильяни, Ван Гогом и другими живописцами. — Себя к кому относите? — К вольной братии художников. — А эпоха социалистического реализма уже закончилась? — Давно уже. Она, если и продолжается, то, скорее, по инерции, выдавливая из себя последние соки. Но по-своему это был великий период в творчестве наших соотечественников. Он породил много хороших мастеров, чьи работы и ныне имеют хороший спрос на Западе. Другое дело, когда под этой маркой создаются новые работы, которые пытаются выдать за шедевры соцреализма. Впрочем, плохое, не имеющее спроса и подделывать никто не будет. — Сейчас какие идеи витают в воздухе? — Нынче Центральный дом художника заполонил Арбат. Но Арбат — это такое творческое место, где главное — продать картину. Это давно уже коммерциализированное предприятие. Так что в том, что современный Арбат по существу захватил ЦДХ — это отвратительное явление. В свое время ЦДХ был центром российских художников. Считалось, что раз работа висит в Доме художника, это уже какой-то приличный уровень. То, что продается там сегодня, просто развращает человека. — А ваши работы в каком жанре воспитывают зрителя? — Я создаю фигуратив, причем уже довольно давно, еще с 1992 года, когда покончил с реалистическим периодом. Фигуратив — это одно из направлений абстрактного искусства. Я могу рисовать портреты, пейзажи, натюрморты, но давно с этим распрощался. Мне это неинтересно. Хочется делать то, что может вызвать эмоциональный всплеск у зрителя. Но в первую очередь это должно быть интересно мне. Я как-то был на выставке в Москве, и у меня перед одной картиной просто полились слезы. Хотя, казалось, там ничего особенного не было. Создаешь то, что тебя цепляет. Через фигуратив я пытаюсь выплеснуть свои эмоции. — Что рождается вперед — сюжет или название? — Когда я начинаю работу, мне самому не известно, чем это все закончится. Название порой не придумывается очень долго, но я не сторонник того, чтобы в подобном случае называть свою работу «Композиция № 45». Сейчас я подготовил два новых холста, но что в итоге получится, не знаю. Чувствую, что меня впереди ждут несколько часов импровизаций. Художник может замкнуться на время, скажем, прочитав перед этим Канта, и творить. Но придумать название картины — это тоже творчество. — Какое самое оригинальное название было у ваших работ? — Как-то в Железноводске была выставка, куда я отправил свою картину под названием «Минори». После этого довольно долго приходилось отвечать на вопрос, что это значит. Знакомые выдвигали вкупе с сюжетом свои версии названия. Потом я сказал: — ребята, не мучайтесь. Это слово я изобрел сам. В 2012 году в Центральном доме художника выставлялась моя работа под названием «Пребывай с самим собой наедине и ты поймешь насколь ты беден духом». — Что вас вдохновляет больше всего? — Горы. Это мое настоящее хобби. Вот уже лет 15-20 я на 2-3 недели забираюсь куда-нибудь высоко-высоко, где можно забыть про цивилизацию, где нет надоедливых машин. Там мало кислорода и облака где-то далеко внизу. Это такой драйв! После я возвращаюсь домой с таким запасом энергии, что просто физически чувствую: хочу работать. — Многие наверняка скажут, что творить в таком жанре вовсе несложно. — Порой слышу от зрителей и даже от коллег: «Я тоже так могу». Я говорю им всего одно слово: «Попробуйте».

— Зритель в Новороссийске оценил ваши работы? — У нас в городе, если судить по выставкам, публика еще не подготовлена к их восприятию. Поэтому пока — тишина. А ведь это не так и просто — вкладывать душу в работу. Если в появляющийся на полотне сюжет ничего не заложить, то зритель просто пройдет мимо такой картины. Надо сначала придумать — а чем ты будешь цеплять тех, кто придет на выставку? Произведения реалистической школы легче доходят до зрителя. В фигуративе для неподготовленного любителя прекрасного много непонятного. А человек должен, как у Хазанова — спинным мозгом чувствовать. Фигуратив — сродни джазу. Здесь сам процесс важнее результата. И я, как автор, не останавливаюсь, пока не почувствую, что работа закончена. — Если в вашей мастерской начнется пожар, то что спасете в первую очередь? — Не дай Бог это пережить. Однажды со мной было уже такое. Сгорело многое. Но я скорее брошусь спасать икону, чем компьютер. Ведь каждая картина для меня как дитя.