Стала ли она, эта жизнь, другой? Изменился ли мир вокруг? Может быть, пролился на головы прихожан золотой дождь житейских благ? Может, они оказались удачливее и успешнее тех, кто Бога не знает?

Ничего подобного. Работают, растят детей, теряют близких, иногда болеют, терпят неудачи. Думают, как заткнуть дыры в семейном бюджете. Или как спасти бизнес. Или как наладить отношения. Они так же трудно живут, как и все. Может, даже еще труднее. Наверняка труднее. Потому что идеал, к которому они стремятся, непостижимо высок. Потому что у них нет «счастливого» неведения о грехе. Например, они знают, что убить – это не обязательно физически уничтожить. Это еще и злословить, насмехаться, сплетничать о человеке – ну-ка, кто из нас этого никогда не делает? Или, скажем, украсть. Ну кто из нас с вами, приличных, в общем-то, людей, без приводов в полицию, согласится с тем, что он вор? А теперь послушайте: увильнуть от выполнения служебных обязанностей, вовремя не вернуть долг, проехать одну лишь остановку без билета, даже опоздать на встречу – все то, чего не заметит Уголовный кодекс, христианин перед судом своей совести квалифицирует как кражу. А вы пробовали поститься? Не так, выбирая в ресторанном меню «постное» блюдо позамысловатее и повкуснее, а по-настоящему? Хотя бы не сорок дней кряду, а в среду и пятницу, в воспоминание неправедного суда над Христом и Его мучительной казни на кресте?

Быть в Церкви – это не только яйца на Пасху луковой шелухой красить и кагор пить. Это каждо-дневный труд и самоиспытание. Причем ни похвальной грамоты не дадут, ни к жалованию прибавки. Ну не конвертируется вера в особняк, внедорожник и валютный счет в банке!

А они ходят. Мы – к телевизору, а они субботним вечером – в храм, который, как маяк, светит окошками в сгущающихся зимних сумерках. Мы еще только ногой ищем тапку под кроватью воскресным утром, а они уже «Отче наш» поют в храме, служба за середину перевалила.

В воскресный день и мы с фотокором выбрались в храм. Отстояли литургию. Порадовались за причастников. Посидели на приходском собрании. В двух кабинетах шли занятия воскресной школы: в одном детки постарше, в другом – совсем малышня, опекаемая матушкой Татьяной Шамро. В библиотеке тем временем вели огласительную беседу с будущими крестными младенцев и взрослыми, пожелавшими принять это Таинство.

На небольшой площадке, где по праздникам прихожане всех возрастов и разной меры таланта дают концерты и спектакли, расставили лавочки. Настоятель отец Андрей (Шамро) раздвинул шторки с «плазмы» – показать проект нового храма и благоустройства площади вокруг, которую власти несколько лет назад вернули церкви.

В первом ряду разместились ребятишки и Татьяна, мефодиевский инвалид, которой и говорить, и ходить невероятно тяжело. Но она, с детства искалеченная параличом, старательно одолевает лестницу, чтобы послужить со всеми Господу, кладет земные поклоны, радуется младенчикам, которых уже бесчисленной чередой подносят к Причастию.

«Тто догго не быва?» – спрашивает меня Татьяна, когда мы встречаемся с ней где-нибудь на улице, и я прячу глаза. Ну что мои домашние тяготы или болячки перед ее увечьем? Ими не оправдаешься.

И вот теперь Татьяна восторженно всплескивает непослушными руками при виде явленной картинки будущего благолепия: «Какая ккатота! Кодда потроим, батютка?»

«Как молиться будешь, Таня», – серьезно отвечает отец Андрей.

«Машенька, – тут же обращается настоятель к расшалившейся девчушке лет трех, – если ты будешь сильно шуметь, мне трудно будет рассказывать. Никто не услышит. Ты разговаривай, только шепотом», – дружелюбно предлагает он.

Вопросы сыпятся один за другим. Главный – конечно, где взять денег. Такую стройку одним прихожанам не потянуть.

Молитва. Это, может быть, самый прочный кирпичик в будущее здание. Вообще молитва – надежное основание всякого дела. История Свято-Троицкого храма (до своего разрушения в 1957 году он назывался Троице-Скорбященским, имел два престола) – наглядное свидетельство тому.

Подробно с ней можно ознакомиться в книге «Церковь рабочих» краеведа Сергея Санеева – кстати, местного прихожанина.

Церковь, вначале деревянная, была построена в 1893 году служащими железнодорожной станции и рабочими-грузчиками на свои трудовые. Храм почти сразу стал тесен, не вмещал молящихся, и через шесть лет был создан комитет по сбору средств на строительство каменной церкви. Тысяча рублей была пожертвована и императором Николаем II, прославленным теперь Церковью в лике святых мучеников. Наверное, и на его небесное ходатайство можно положиться прихожанам в их предстоящих трудах.

В начале декабря 1906 года состоялось торжественное освящение архиереем главного престола новой церкви, работы же по строительству продолжались еще более десяти лет. Но ведь осилили же!

А в начале 1939 года все богослужения здесь прекратились: священники, церковный староста и приходская активистка были осуждены как враги народа и приговорены к значительным срокам с последующим поражением во всех гражданских правах. А сам Троице-Скорбященский храм передан воинской части для «культурно-просветительских» целей. Затем – уже в 1944 году – здание церкви было передано под склад соседней воинской части. В неоднократных просьбах религиозной общины передать здание для богослужений верующим отказывали. Летом 1951 года краевая власть постановила разобрать здание, но кому ломать церковь – рядились больше двух лет. Говорят, когда солдаты приступили к разборке, один из них сорвался и разбился, и работы были прекращены. В 1957 году Троице-Скорбященский храм взорвали. На фундаменте церкви выстроили кинотеатр.

Известно, что на месте престола разрушенной или оскверненной церкви неотлучно пребывает скорбный Ангел. Ангелу Троице-Скорбященской церкви пришлось ждать почти шестьдесят лет – в 1997 году, 4 декабря, в храме благодаря трудам отца Георгия возобновились богослужения. Первым служить здесь выпало священнику Андрею Попову. Затем сменилось еще несколько настоятелей, а в 2000 году сюда был назначен отец Андрей Шамро.

Собственно, отец Андрей, тогда еще очень молодой во всех смыслах священник, собрал здесь таких же молодых – и тоже во всех смыслах: и по возрасту, и по опыту воцерковления – прихожан. И вот, со всем жаром неофитства, они принялись обустраивать храм.

Когда он с семьей стал ходить сюда на субботники и на службы, Игорь Николаевич был отцом двоих детей, третий был, как говорится, в проекте. Теперь старшему ребенку 21, младший уже помогает в алтаре.

– Многие воцерковились через детей, – вспоминает то время Игорь Коваль. – Да мы сами тогда были сродни детям, заново открывали для себя мир. Мы все искали настоящий путь в жизни.

При Свято-Успенском храме действовала воскресная школа для детей и взрослых. Стали ходить, потихонечку укреплялись в вере. Вы понимаете, в Церковь в те годы хлынуло целое поколение людей с институтским, университетским образованием. Но в вопросах веры мы были такие же приготовишки, как наши дети. Скорее всего, когда первый восторг, чувство окрыленности прошли и началась трудная душевная работа, кто-то и не удержался бы в храме – если бы не общение с отцом Андреем. Мы все столкнулись с такой неподдельной любовью, которая лучше всего свидетельствует о Христе.

Когда отца Андрея рукоположили в священники, а затем поставили на приход в Свято-Троицкий храм, часть людей перешла сюда. Вместе с ним красили-белили, скоблили окна. Делали трапезную, библиотеку. Но были силы и желание трудиться. Мне даже жаль, что эти стены, когда построим новый храм, снесут, мы в них вросли, – продолжает мой собеседник. 

Церковная община – очень живой мир, в «свой» храм приходишь, как в отчий дом. По большому счету, так оно и есть, ведь Господь здесь пребывает.

Я так благодарен Господу, что привел меня креститься в Православие. Как же мы мучаем детей, когда не крестим их!

Мы разговариваем с ней, пока ее младшая дочь Соня на уроке в воскресной школе.

– Моя семья перебралась в Новороссийск двадцать лет назад, когда русских буквально выдавили из Азербайджана. Сюда же приехала и я из Москвы, после института. Стала ходить в храм, в кафедральный, наш еще не открыли. Отец Андрей тогда не был батюшкой, пономарил. Меня он сразу поразил тем, какое счастливое у него лицо. Наверное, он бывает и другим, может, резким, но я этого никогда не видела. Я, конечно, уже кое-что читала и знала слова апостола Павла, обращенные к церковной общине – «Всегда радуйтесь!», но до этого людей, реально живущих в таком евангельском состоянии, не встречала.

- Знаете, – продолжает Татьяна, немного помолчав, – сейчас большая проблема воспитать детей. Это очень медленно, очень трудно. Во многих семьях нет отцов или они самоустранились от воспитания. Я рада, что в жизни моих троих детей появились люди, за которыми хочется идти. И которые выведут на правильную дорогу. Особенно это важно для подростков. Для них нет авторитетов. Психологи это списывают на возраст. А я теперь думаю – это оттого, что редки люди, способные завоевать доверие ребенка в таком его мятежном возрасте.

Маша, моя старшая, закончила музучилище, поет в детском хоре в храме Новомучеников, четырнадцатилетний Коля пономарит (читает Псалтирь за богослужением) в нашем храме. А с восьмилетней Софьей нам посчастливилось побывать в Иерусалиме. Была большая группа паломников из Московской епархии, отец Андрей упросил взять нас двоих, нашел нам деньги (кто-то из благотворителей дал) на поездку.

Я благодарна всем священникам, встреченным мной на жизненном пути. Но когда год назад вернули отца Андрея, это было такое событие! Дети счастливы.

Жизнь трудная, и когда беды сыплются одна за другой, как жить, откуда брать терпение, откуда взяться внутреннему свету? Только здесь, в Церкви, хранящей евангельскую истину, найдешь и силы, и свет.

– Мы с мужем Николаем (сейчас он отец Николай, диакон храма Новомучеников и Исповедников Российских, ведет катехизаторские курсы для взрослых вместе со священником Виктором Федоренко – авт.) пришли в храм, и вообще в Православие, в конце 2002 года. Пришли из протестантской среды, из баптистов. Но Коля уже общался с отцом Андреем, и это был первый священник и первый православный человек в нашей жизни.

Семья Шамро стала для нас проводником к настоящей вере.

Первой крестилась дочь Катя, когда ей не было еще девяти лет. Мы не возражали своему ребенку. Вначале она ходила в Свято-Троицкий храм с крестной. Иногда я заходила после службы забрать дочь. И со временем поняла, что именно здесь, в Православии, есть самое важное – Причастие, его еще называют Хлеб Жизни.

Колокольный звон звал меня сюда, проникал в самые глубины души. И когда я покрестилась, было чувство, что я вернулась домой.

Отец Андрей многих баптистов привел к православной вере. Хотя в Православии труднее. Протестант всегда для себя и своей общины белый и пушистый. Там мы как бы договорились, что вот, мы Бога любим, друг друга любим – и мы уже хорошие. Здесь – путь другой: больше борьбы с самим собой, бескомпромисснее счет, который себе предъявляешь.

– Я пришла в наш храм через месяц после его открытия, вначале службы были только по воскресным дням и праздникам. На клиросе приходилось не только петь, но и полы мыть.

Крестилась я в 21 год, будучи студенткой Саратовской консерватории. И, считаю, Бог от многого уберег меня и мою семью – такое было время страшное, человек мог сгинуть, пропасть ни за грош.

Конечно, в купольном храме петь легче, чем с плоским потолком. Но я очень люблю наш Свято-Троицкий. Это как семья. Пусть рядом есть успешнее и богаче, но мы любим свой.

– С нашим батюшкой мы знакомы больше десяти лет. Нас, верующих, было человек 7-8 в обществе инвалидов, когда отец Андрей предложил, что будет приходить к нам. Постепенно таких набралось уже полсотни, и мы перестали помещаться. Тогда отец Андрей на церковные деньги стал присылать за нами автобус раз в месяц, чтобы мы вместе могли помолиться в храме.

Мне 78 лет, я грамотный, взрослый человек с тяжелой судьбой, три года как похоронила горячо любимого мужа, 31 год боровшегося с онкологией, у меня на руках больной с рождения 51-летний сын. И за советом, за поддержкой я иду или звоню отцу Андрею, человеку вдвое моложе меня, но он всегда находит такие слова, которые все расставляют по местам.

Если я о чем и жалею в жизни – об одном, что поздно пришла к Богу. И надежда у меня только на Церковь – кому еще будет нужен мой сын – он как дитя – когда меня не станет? Здесь мы встретились с человеческим отношением, с добром, с поддержкой.

Священник Андрей Шамро крестился уже после армии. 

Мама – она библиотекарь – принесла Библию. И главную в своей жизни книгу тогда еще просто Андрей прочитал полностью. Это было в 1992 году.

Молодого активного прихожанина, участвовавшего во всех церковных субботниках, заметил и стал направлять на путь отец Георгий.

– Я и сторожем работал в храме, и алтарником, и мыл-убирал. Священников была большая нехватка. Отец Георгий большую роль сыграл в моем становлении, рукоположили без духовного образования, но с условием, что буду учиться, и я закончил Московскую духовную семинарию и Киевскую духовную академию, – рассказывает отец Андрей.

– У мужчины в пору взросления обязательно должен быть наставник, для меня таковым явился отец Георгий. Я очень благодарен ему за все, включая жесткие условия, это послужило хорошим стартом. Он большой труженик, и я перенял у него это отношение и к пастырскому, и к настоятельскому труду, ведь первые пять лет я служил под его началом в Свято-Успенском храме.

О прихожанах Свято-Троицкого храма можно говорить долго. Есть среди них творческие люди: музыканты, поэты. Есть люди самых обычных профессий, талантливые в чем-то ином – быть почтительным сыном, или заботливым родителем, или готовым пожертвовать собой, другом или горячим молитвенником. Как, например, бабушка Александра – когда свирепствует норд-ост или вся Мефодиевка обледенеет, и она не может спуститься со своей горы в храм, она вычитывает службы по Часослову. То есть буквально, как монахи: Полунощницу – в полночь, утреню – до рассвета, разбирая буквы старославянского алфавита.

Или взять тетю Валю – это она звонит на колокольне, она же наливает воду в крестильную купель, наглаживает облачение и переодевает аналой: в пост – фиолетовый чехол, в Пасху – алый, на Троицу – зеленый, и вообще следит за порядком и чистотой в храме.

Тетя Валя на первый взгляд может показаться суровой и придирчивой, но если заметит в вас хоть каплю любви к храму – и обнимет, и подскажет, и помолится о вас.

Или Любовь – она печет просфоры – такой богослужебный хлеб, из которого вынимают частицы за поминаемых на литургии – самой главной службе, а сами просфоры раздаются верующим.

Представляете, в какой телесной и нравственной чистоте нужно жить, чтобы работать в той же просфорной или на другом послушании и вообще иметь право называться христианином!

Желаем этой чистоты и вам!

Марина РЫБКИНА,

Андрей ПРЕБЫШЕВСКИЙ (фото).